Представьте: вы побороли рак, но столкнулись с новой, невидимой проблемой. Мысли путаются, слова «вертятся на языке», а проспать всю ночь становится непосильной задачей. Это не просто усталость – это «химобрин» (chemo-brain), или научно, химиотерапевтическая энцефалопатия. И от этого изнурительного побочного эффекта, который долгое время считали «второстепенным», теперь есть своя «карта рисков».

Ученые Пермского медуниверситета и Пермского Политеха разработали программу, которая позволяет оценить вероятность повреждений мозга после агрессивного лечения. Онкологи борются с опухолью, а наша задача – защитить мозг пациента, – говорят исследователи.

Почему это важно?

Рак молочной железы – один из самых распространенных диагнозов в онкологии. Химиотерапия спасает жизни, но ее цитостатики бьют не только по раковым клеткам. Их нейротоксический эффект – как ковровая бомбардировка для нервной системы.

Пациенты жалуются на «туман в голове», проблемы с памятью и сном. Но если с тошнотой врачи научились бороться, то неврологические осложнения оставались в тени. Их сложно измерить, а значит, и трудно лечить. При этом именно от них зависит, насколько качественно организм будет восстанавливаться.

Сон как маркер: что обнаружили ученые?

Исследование было построено на простом, но гениальном принципе: если нарушения вызваны химиотерапией, то их тяжесть должна расти с увеличением дозы. Женщин с раком молочной железы разделили на три группы в зависимости от количества пройденных курсов.

Результаты оказались пугающе четкими:

  • До 10 курсов: 72% пациенток жаловались лишь на легкую бессонницу. Выраженных нарушений не было.
  • От 10 до 19 курсов: картина усугублялась. У 20% женщин появились уже умеренные нарушения сна.
  • 20 и более курсов: здесь ситуация стала критической. У 12% – выраженная инсомния, а когнитивные проблемы (провалы в памяти, забывчивость имен) проявлялись ярче всего.

Мы увидели прямую связь: чем хуже пациент спит, тем сильнее страдают его когнитивные функции. Проблемы со сном – это не просто досадная мелочь, а ранний звоночек, предвестник более серьезных повреждений», – комментирует Владислав Никитин, доцент Пермского Политеха.

Как работает программа?

Это не искусственный интеллект, а точный математический инструмент для врача. В программу вводятся ключевые параметры: возраст, количество курсов «химии», наличие фоновых заболеваний (например, диабета). На выходе – оценка риска: «низкий», «средний» или «высокий».

Для нас, неврологов, такая программа – возможность действовать на опережение. Увидев высокий риск, мы можем сразу назначить поддерживающую терапию, скорректировать режим, направить к психотерапевту – не дожидаясь, пока «туман в голове» станет непреодолимым препятствием для нормальной жизни», – поясняет Анатолий Баландин, врач-невролог, доктор медицинских наук.

Главное открытие пермских ученых даже не в самой программе, а в доказанной взаимосвязи. Проблемы со сном – это красный флажок, который сигнализирует: мозгу нужна помощь. Теперь у врачей появляется инструмент для индивидуального подхода и реальный шанс сохранить не только жизнь, но и ее качество после победы над раком.

Это меняет сам подход к реабилитации онкопациентов, выводя заботу о нервной системе из периферии в фокус внимания. Ведь после тяжелого лечения человек должен вернуться к полноценной жизни, а не бороться с последствиями спасшей его терапии.